Чувство моря [litres] - Улья Нова

Обычно она возвращалась с работы часов около шести. Летом, в жаркие дни, в это время как раз начинался предвечерний холодок, будто жара сдавалась ночи. И баба Валя решительно и широко шагала по стежке, настойчиво и твердо, с пятки. Несла в руке льняную авоську, а в ней – трехлитровую банку с молоком, батон белого хлеба и буханку. На бабе Вале обычно были выцветшие платья или сарафаны. Бледно-желтого и бледно-голубого цвета, в едва различимый, замытый цветочек. В них ей удобно было работать, можно было широко шагать и не опасаться выпачкать. Платья такие были не для красоты, а шились специально по выкройкам, чтобы не мешать труду и давать свободу движениям. Ведь двигалась баба Валя порывисто, горячо. И работала всегда много, с яростью, с радостью, с задором.

По пути с работы баба Валя весело перекрикивалась со всеми подряд. По ходу движения, споря, переругиваясь и приветствуя деревенских, она выясняла новости, последние происшествия, сплетни и слухи. Баба Валя умела голосить. Она была большим и непревзойденным мастером голоса. В минуты своего шествия с работы домой, маршируя по тропинке в самодельных галошках из обрезанных ржавыми ножницами резиновых сапог, она голосила, перекрикивалась и переругивалась. Иногда кричала в пустоту соседского сада. Иногда, угадав мелькнувший платочек вдали огорода, голосила приветственную вечернюю песнь. В которой ничего разобрать было невозможно. Ни словечка. Со стороны это был золотистый, медовый поток, чистый голос. Он звенел, дребезжал, лился по всей округе. С грубоватыми и добродушными переливами. С выкриками, причитаниями и прибаутками.

Если немного отвлечься, если выпасть из белого света, застыть и вслушаться в себя, в прошлое, голос бабы Вали и сейчас как будто можно расслышать, припомнить, ухватить за самый краешек. Очень живой, звонкий, искристый, преодолевший, как оказалось, и время, и пространство, распад привычной в детстве геометрии, границы разрушенных и возведенных заново государств… и смерть бабы Вали, и смерть старушек, с которыми она перекрикивалась через серые жердяные заборы, заросли акации, терновника и рябины.

Наверное, мне бы хотелось, чтобы после меня тоже остался голос. Золотистый, сияющий, смешливый, преодолевающий расстояния и времена…

Сейчастье

Среди нервотрепки и беготни, когда обиды и предчувствия стаей продрогших галок заполняли сознание – ни с того ни с сего возникло оно. Сейчастье. Я будто очнулась от оторопи. Или проснулась после долгого сна. Я будто вырвалась из непроглядной чащи или тумана. И тогда глаза распахнулись и увидели освещенные мягким весенним солнцем дворы. Карапуз в синем комбинезоне бежал за голубями, вытянув ручки. Стайка воробьев совершала омовение в большущей луже возле крыльца аптеки. Компашка хихикала вокруг новенького сверкающего мотоцикла. Над крышами домов по ярко-голубому небу ползли облака, принимая формы плюшевых медведей, сервизов и велосипедистов. Старушки вязали и шуршали газетами, нежась на солнце на своих раскладных стульчиках. Знакомые улочки показались тихими, загадочными, таили что-то. Возле одного из подъездов невесомая девушка в лиловой шляпке, хохоча, залезала в машину к своему парню. Мир наполнился золотисто-зеленой, просвеченной солнцем листвой. Далекими заманчивыми гудками. Звуками пианино из форточки на третьем этаже. Выкриками: «Лена, доча, обедать!» и «Костян, выходи!». И я как будто очутилась в фильме.

Я была околдована красотой обычного дня, которая рассказывала мне о том, что все возможно, что многое еще впереди, что чудеса случаются. Мне показалось, что этот фильм обо мне, что в нем все случится по задумке великого сценариста, и он не будет жесток, нет, он будет даже слишком нежен. А еще я подумала, что счастье, как в давно забытом параграфе из учебника физики: «Не исчезает, не создается, никуда не девается, а только переходит из одного вида в другой». Тогда получается, что счастье всегда со мной, с самого рождения, прямо здесь, даже если скоро начнется ливень, даже если больше никогда-никогда. Счастье никуда не девается, оно уже есть у каждого. Надо его только почувствовать. Приложить немного усилий и разгадать: что требуется от меня в этот момент жизни. Сегодня, в июне, этим летом, в этом году. Что надо увидеть? О чем подумать? Кому необходимо помочь?

Тогда можно будет распахнуть форточку, выпустить назойливую стаю галок-проблем, галок-ожиданий, галок-обид, кружить обрывками пепла над дворами, над переулками. И насладиться сейчастьем, которое всегда: свобода, легкое дыхание, предчувствие любви, возможность несбыточного. Или просто тихие, озаренные полуденным солнцем дворы, далекие выкрики, запах кофе, ветер, играющий в листве еще одного дня жизни. И все еще возможно. И так многое еще впереди, ведь правда?